Я молчал, пытаясь осознать значение этих слов.
- Думаю, по прошествии одной луны ты будешь готов принять кохобу. Я прошу тебя пройти через обряд и лишь после него решить, останешься ты с нами или отправишься к своему народу.
Я пожал плечами и тут же вспомнил, что этот жест совершенно непонятен индейцам таино. Мне много раз говорила об этом Зуимако.
- Конечно, я могу подождать один месяц, - сказал я и немного наклонился вперед. Такой наклон означал благодарность за наставления и готовность встать и удалиться.
- Подожди, - произнес старый знахарь и колдун, - это не все, что сообщили мне духи.
Во мне опять зажегся интерес.
- Если ты останешься с нами, это не означает, что ты больше не вернешься в свой мир, - со значением возвестил Маникатекс. - Когда-нибудь, уже после того, как белолицые придут на Борикен, а ты сделаешь все, что сможешь, чтобы предотвратить их столкновение с таино, ты сможешь отправиться к своим. Ты сейчас беспокоишься, что твоя мать не доживет до вашей встречи. Не волнуйся: она доживет, потому что не будет стареть.
- Что значит, не будет стареть? - спросил я, ошеломленный тем, что он упомянул мать, не говоря ни слова об отце. Мы ведь не обсуждали мою семью, и я не говорил ему, что мать жива, а отец погиб. Заявление же о том, что матушка никогда не постареет, я скорее всего неправильно понял. Мои познания в языке таино все еще далеки от совершенства.
Хорошо, если бы так и было! Пусть Росарио де Фуэнтес действительно никогда не станет старой. Тогда она сможет жить и жить. Какой сын не обрадуется этому? Только как поверить в такое?!
- Я ничего не знаю о твоих родителях, - бехике словно прочел мои мысли. - Просто передаю тебе то, что сказали мне бессмертные, когда я принял кохобу. Отца они не упоминали. Говорили про мать. Ты ее увидишь. Скоро или нет, не знаю. Но она не будет стареть. Она уже сейчас больше не стареет. Поэтому ты можешь разрешить себе не торопиться с возращением на родину. У тебя есть время.
Значит, я понял его правильно. Теперь уже и не знаю, насколько осмысленно мое решение остаться здесь на месяц, чтобы принять кохобу. Что я такого узнаю? Скорее всего, это будет просто опьянение, несущее бессмысленные фантазии. Что, видимо, и произошло с ним самим. Разве можно иначе объяснить эту его уверенность в том, что моя матушка больше не стареет?
А ведь как хочется в это поверить!
- Почему бехике говорит, что у меня есть время? - спросил я. - Пусть моя мать и не стареет. Но ведь я сам могу состариться и не дожить до того часа, как увижу ее.
- У тебя есть очень много времени, ибо ты и сам больше не стареешь.
Я оцепенел, и по спине пробежал холодок.
- Я не могу это объяснить, - с этими словами бехике посмотрел мне прямо в глаза, отчего мне стало совсем не по себе. - О таком я слышал лишь в одном древнем сказании, где говорилось про источник вечной жизни. Но духи ничего про этот источник мне не говорили. Они просто сообщили, что ты больше не стареешь.
Он кивнул, показывая, что разговор окончен.
Я встал, испытывая такую бурю чувств, что даже не попытался сразу разобраться в них.
Месяц, прошедший с тех пор, я провел в уединении. Бехике настоял на том, чтобы я избегал разговоров с людьми и не виделся с Зуимако весь период очищения перед обрядом.
Все это время я обдумываю то, что он сказал, и не могу понять, как же я ко всему этому отношусь. Мне сейчас двадцать пять лет. Значит, отныне мне всегда будет двадцать пять лет? А матушке всегда будет сорок четыре? Как это может быть?! Почему именно мы?! Ведь до недавнего времени мы, как все люди и другие живые существа, исправно взрослели и старели.
***
Мой календарь на листьях тропического растения показывает, что сейчас апрель 1494 года. Сегодня я прохожу ритуал кохобы. Не могу понять, какие у меня в связи с этим ожидания. Скорее всего, нет никаких. Я не особенно люблю состояния опьянения. Что же касается духов и богов, с которыми меня вроде бы ожидает встреча... Мысленно проделываю абсурдный с точки зрения таино жест - пожимаю плечами.
Это не мир моих представлений. Говоря словами Алонсо, не мой сон. Поэтому вряд ли это произойдет. Мне с детства рассказывали не о Матери вод и Предвечном Защитнике, а о шести днях творения, о распятом Спасителе, о деве Марии.
Может быть, я увижу какие-то образы, связанные с христианским мировосприятием? Впрочем, я и от него сейчас очень далек. Поэтому принимаю решение даже не пытаться угадать заранее, каким будет мой опыт.
В любом случае, я обещал бехике, что останусь на острове ради этого дня, и выполнил свое обещание. Теперь я просто стараюсь сосредоточиться на своем любопытстве, чтобы не обращать внимания на холодок опасливой нерешительности.
Назад пути нет. Меня уже разукрасили черной краской. Уже отвели в то укромное место за скалой, где я освободил желудок от остатков пищи, если они в нем вообще были, ведь последние сутки я, подчиняясь правилам очищения, ничего не ел.
Возвращаемся в каней. Меня усаживают на духо, и бехике начинает начитывать гортанным голосом слова ритуала. Неузнаваемый, из-за краски на теле и лице, Орокови держит передо мной поднос с ритуальными трехконечными камнями и статуэтками богов, окружающими горку порошка.
Рядом со мной стучат в барабан, отбивают такт мараками. Вокруг меня ведут хоровод черные фигуры с огромными кругами белой краски вокруг глаз. Когда кохобу принимал Маникатекс, я был одной из таких фигур.
Кто-то уносит блюдо и выпавшую из моей руки тростинку. Порошок, который я только что вдохнул, обжег горло. Желудок мигом подпрыгнул вверх.
Меня сейчас вывернет наизнанку!
Нет, не вывернет. Пустой желудок после нескольких безуспешных попыток постепенно прекращает конвульсии и успокаивается.
Может быть, я слишком тороплюсь в ожидании удивительных видений, ведь времени с момента приема порошка прошло совсем мало, но я чувствую привкус разочарования. Ни Иисуса с девой Марией я не вижу, ни Атабей и других персонажей из пантеона таино. Вместо этого слышу собственные мысли. Оказывается, их у меня куда больше, чем я обычно замечал. Обнаруживаю, что некоторые мысли тише остальных, а другие столь громогласны, что хочется попросить их вести себя поспокойнее.
Мысли спорят друг с другом. Некоторые из них обычно глубоко запрятаны, но сейчас и они не могут скрыться от моего внимания. Наблюдать собственные мысли очень интересно.
Не знаю, с чего я вдруг начинаю вспоминать местных лягушек, и они кажутся мне чрезвычайно увлекательной темой для размышлений.
Я воображаю их, и крошечные, трепещущие, хрупкие серо-зеленые существа кажутся мне вдруг чудом гармонии и совершенства! Вот только квакают они невыносимо громко! Это уже не звук моих мыслей, а всеохватный, оглушительный грохот, производимый лягушками в ручье. Или барабаном и погремушками в большой хижине бехике. Этот шумят не лягушки, а люди - добрые люди таино из племени коки.
Меня поражает неожиданная аналогия. Как же мне это не пришло в голову раньше?! Альбигойцы в далекой Европе более двухсот лет назад тоже называли себя "добрыми людьми"!
Как-то я спросил Маникатекса, почему таино называют себя так.
- Потому что мы не едим человеческой плоти, как карибы, - ответил он. - Потому что нашим богам не нужна кровь.
Они добрые люди, ибо не признают человеческих жертвоприношений. А противостоят им те, для кого убийство является актом веры, праведным деянием. Точно так же наследники тех, что когда-то уничтожили альбигойцев, разорив целую страну, называют сегодняшние узаконенные убийства актами веры, "аутодафе". И искренне верят, что, сжигая еретика или ведьму, они спасают бессмертную душу.
История повторяется: добрым людям вновь грозит праведное истребление от рук добрых христиан во имя того, кто призывал любить ближнего больше, чем самого себя!